Безумная мудрость[Перевел с англ. С.Рысев] - Вэс Нискер

ДАДА — это добровольная ломка мира буржуазных идей. Девиз дадаистов

Художественная литература не может жить в мире с духом нашего времени: если она намерена и дальше исследовать еще не исследованное, и дальше развиваться как художественная литература, она может сделать это только в том случае, если будет развиваться в направлении, противоположном тому, в котором движется мир. Милан Кундера

В XX веке эта борьба велась между художниками–гуманистами и художниками–рационалистами: две культуры, два типа сознания.

Не раз искусство XX века бросало прямое обвинение материализму и милитаризму нашего времени. Эти протесты носили самый разнообразный характер: начиная от искаженных страданиями образов на картине Пикассо «Герника» и кончая версией американского гимна, исполненной Джими Хендриксом на своей завывающей гитаре в честь двух артисток — одна из них была американкой, а вторая — вьетнамкой, — привязавших себя друг к другу двенадцатифутовой веревкой и пробывших в таком состоянии целый год.

Этот век был полон преступных деяний, которые осуществлялись во имя великого гуманизма. Многие деятели искусства всходили на баррикады, пытаясь привлечь наше внимание к той лжи, в которой увязли правительства и те, кто любит погреть руки на политике. Таким образом они хотели показать нам, как можно избежать варварства и насилия.

Деятели искусства бросили вызов этому трагичному веку, стараясь быть услышанными среди взрывов бомб и неумолкаемой трескотни торговцев и коммерсантов.

Они обнажили перед нами свою душу, поведав о своих кошмарах. В этих кошмарах нашли отражение те ужасы, которые испытывает дух во времена, когда царствует мрак. [238]

Растерянность — это не мое изобретение… Она повсюду вокруг нас, и у нас есть одна возможность: впустить ее к себе. Единственная возможность обновления — это открыть глаза и увидеть весь этот беспорядок…

Сэмюэл Беккет

ВРЕМЯ ОБНОВЛЕНИЙ

Мы — не люди периода готики или рококо; нам приходится считаться с суровыми и холодными фактами закатывающейся жизни, параллель с которой обнаруживается не в Перикловых Афинах, а в цезарском Риме. О великой живописи и музыке для западноевропейского человека не может быть уже и речи.

Простейший сюрреалистический акт состоит в том, чтобы выйти на улицу с револьвером в руке и начать палить наугад.

Андре Бретон

XX веку предшествовала долгая история западной культуры, и теперь традиционные формы искусства кажутся либо исчерпавшими себя, либо неуместными.

Гертруда Стайн писала: «Роза — это роза — это роза», объясняя, что она хочет вернуть слову «роза» его скрытую силу, дать нам возможность почувствовать запах цветка, когда мы будем читать это слово. Она могла вернуть это слово к жизни, лишь превратив его в напев. Стайн говорила: «Быть поэтом в век заката вдвойне сложно».

Многим деятелям искусства казалось, что XX столетие — это век заката. Язык поблек, вера угасла, предания либо слишком стары, либо еще недостаточно стары. Вместо ритуалов — одни зрелища, вместо мифологии — одна мода.

В XX столетии творцам искусства, чтобы снова сделать его выразительным, необходимо было найти какой–то новый язык, новую стилистику, новые реалии. [239]

Человек должен или сам быть произведением искусства, или носить на себе произведение искусства Оскар Уайльд

В век мгновенной передачи информации и огромных масштабов производства им приходилось снова и снова быть абсурдными, сюрреалистичными и революционными. Искусству, чтобы остаться самим собой и не превратиться в подобие моды, все время приходилось быть на шаг впереди. Стоило появиться какой–нибудь новой его форме, и она тут же предавалась забвению. Как сказал Жан Кокто: «Единственное произведение искусства, которое достигает своей цели, — это то, которое оказывается неудачным».

Что еще за искусство?

Картина — это ровная поверхность, покрытая краской.

Лозунг конструктивистов

Обратившись лицом к самому себе, искусство занялось самоанализом. Деятели искусства отказались от каких бы то ни было попыток объяснить чувственный мир или отобразить его. Поскольку абсурд жизни XX века неизменно шел нога в ногу с самыми диковинными экспериментами в области искусства, последнему не оставалось ничего иного, как разложить себя на составные части, показав, что в попытках постичь реальность изначально заложен обман и что невозможно вообще сказать что–то.

В целях переоценки искусства некоторые его деятели сделали искусство предметом своих исследований. Они устранили из своего творчества все, что могло иметь отношение к миру, в надежде, что их взгляд прояснится и что они доберутся до «основ». В то время как физики уменьшили свой мир до размера субатомных частиц, деятели искусст — [240] ва свели свой к линиям, цвету, форме, ритму и тембру — количественным показателям, которые предшествуют идее и стоят за всеми ощущениями. Бог умер, и все символы физики и геометрии сместились к центру полотна. Василий Кандинский увидел в этих символах изображение нового духовного идеала:

Представление о том, что можно найти удовлетворение в искусстве, является сегодня не более чем препятствием, досадной помехой, завуалированным филистерством. Сюзан — Зонтаг

Мое творчество — это набор ключевых звуков. Если у кого–то появляются головные боли от обертонов, ему придется запастись аспирином Сэмюэл Беккет

Соприкосновение острого угла треугольника с кругом оказывает не менее сильное воздействие, чем палец Бога, касающийся пальца Адама, у Микеланджело.

Художники XX столетия обратились к чистым цветам, простым геометрическим формам или разбросанным как будто в совершенно случайном порядке красочным пятнам, какие можно видеть на полотнах Джексона Поллока.

На сценических подмостках театр абсурда стал обходиться без начала, середины и конца действия, а также перетасовал последовательность и смысл слов.

Авангардный джаз и классическая музыка не оставили камня на камне от старых понятий гармонии и ритма, обратившись к чистому звуку, существующему вне мелодии и формы.

Люди искусства стали интересоваться самой материей искусства, первичным взаимодействием органов чувств с волнами света и звука.[241]

Культура китча, кэмпа и коллажа

Мне на самом деле жаль людей, которые считают, что такие вещи, как мыльницы, зеркала или бутылки из–под кока–колы, уродливы и никчемны потому, что они окружают людей на протяжении всего дня.

Роберт Раушенберг

Некоторые деятели искусства XX века были великими ловкачами, которые поставили перед собой цель стереть все грани и различия между святым и мирским, прекрасным и уродливым, высоким и низким. В результате в искусстве появилось течение, которое отвергало саму идею искусства.

Задача кэмпа исключительно в том, чтобы развенчать серьезное. Сюзан Зонтаг

Любой может стать знаменитостью в пятнадцать минут. Энди Уорхол

В 1914 году Марсель Дюшам задал тон этому направлению, начав продавать обычные предметы как произведения искусства, которые он называл «готовыми вещами». Однажды Дюшам зашел в скобяную лавку, купил металлическую подставку для сушки бутылок и просто поставил на ней свою подпись, превратив тем самым эту подставку из потребительского товаре в «произведение искусства». В другой раз он приобрел лопату для расчистки снега, надписал ее и назвал «Перед сломанной рукой». Художники–коллажисты, такие как Роберт Раушенберг, подхватили идеи Дюшама, начав использовать самые обычные предметы, например газетные вырезки или автомобильные шины, в качестве элементов своих произведений. Джон Кейдж включил в свою музыку звуки повседневной жизни. Энди Уорхол представлял всем знакомое изоб — [242] ражение этикетки с консервной банки или какой–нибудь популярной личности и повторял его до тех пор, пока мы не начинали видеть это изображение, подобно розе Гертруды Стайн, в новом свете — быть может, как некую икону религии материализма.

Подобно дуракам–мудрецам, эти деятели искусства воспринимали XX столетие с простодушием и удивлением, а порой относились к нему как к полному абсурду.

Подобно клоунам и шутникам, они рассматривали все происходящее вокруг как объект либо забавы, либо насмешки.